В клочья рвать фотографии память,
В прах сжигать мемуаров твердыни,
Ничего от тебя не оставить
И навеки забыть твое имя,
Уничтожить все письма и строки,
Ненавидя тебя, презирая,
Там, где были любви истоки
Нынче кружит стервятников стая.
[q.]
Я помню лишь его глаза и стук собственного сердца, прежде чем сильный удар сотряс мое тело; громкий, почти разрывающий барабанные перепонки визг тормозов не коснулся моего слуха, а сознание не накрыло черной пеленой. Кажется, что-то пошло не так, не по плану, выстроенному нами. А ведь мы ехали и держались за руки, с наслаждением вдыхая запах друг друга и с теплотой в сердце понимая, что никогда не останемся друг без друга, чтобы не случилось. Но план развалился, как хотелось уже не будет раз и навсегда. И погружаясь в темноту, я все еще осознавала, что губы, застывшие в безмолвном крике, с неистовством хотят прошептать «я люблю тебя».
_____
Блэр очнулась в больнице. Ее тело свела судорога, а в глазах плескались искорки волнения, вступая в дикий танец с неистовым отчаянием. Она не была искалечена – всего лишь несколько царапин и синяков, но она отчетливо понимала, что в этой палате нет Чака Басса. Мисс Уолдорф была далеко не из пугливых, и, пожалуй, впервые за всю свою сознательную жизнь, ее парализовало от страха. В голове роились визжащим ульем мысли о том, где он, с кем он и жив ли. Но раз его не было рядом, это означало, что дела Чака Басса плохи.
Встать с больничной койки оказалось делом легким, а вот сохранить равновесие – более трудным. Она слегка пошатнулась и ухватилась за стойку с капельницей, оглядывая палату. Здесь было на удивление уютно, а на прикроватной тумбочке стоял букет цветов, к сожалению не пионов, которые она так любила. Пахло лекарствами и начало слегка подташнивать от сложившейся обстановки. Немного погодя она обрела равновесие и в эту самую минуту вошла врач, которая сообщила не самые приятные известия.
___
Ты опустишься на койку. Глаза на миг захлебнутся белой пеленой. А голова в миг закружится, словно пуская в водоворот все мысли и чувства, так долго плескаемые в этой бездне души. Ты приложишь ладонь ко рту, чтобы не закричать от отчаяние, постепенно парализующего тело. У тебя не было сил, чтобы впадать в крайности и устраивать истерику, ты просто молча смотришь в окно, чувствуя как по щекам градом закапали слезы. Одна за одной они опускались вдоль лица, падали на шею, а затем растворялись в глубине больничной сорочки.
У тебя больше не было ребенка, что становился чуть ли не единственной отрадой в этой жизни. ты потеряла то, ради чего стоило жить и терпеть все эти месяцы. Ты выдохнешь, больше не создавая себе попыток встать. Все твои страхи отошли на задний план, а в голове криками сотни птиц вертелась мысль «за что?». За что все эти мучения, длиною в целую вечность? За что все эти сложности, которые с силой впиваются тебе в ребра и вырывают куски нейронов один за одним? Глоток кислорода и, кажется, у тебя началась легкая аритмия. Не много не мало, но тебе казалось, что сейчас ты была опустошена, как исчезает содержимое Священного Грааля в лучах пустынного солнца.
Из палаты вышла Серена, которую до сели ты практически не замечала. Ты молча уставилась в пустоту, пытаясь забыться в беспечности пустословия, необдуманных действий и поступков, чтобы свою искалеченную душу не обнажать и не скрывать за нотками фальшивой реальности. Не хотелось ни видеть, ни слышать ни о чем. Словно ничего и не существовало вокруг, кроме тебя и твоей беды, с таким громким звуком ворвавшейся в твою жизнь.
Спустя минут десять, находясь в полуобморочном состоянии, когда сердце с силой билось о ребра, создавая преграду к дыханию, а душа металась в бессмысленной агонии, ты встанешь и выйдешь из палаты. Слегка касаясь стен кончиками пальцев, ты пойдешь вглубь коридора, сама не зная на поиски чего/кого. Ты просто будешь молча идти, не обращая на удивленные/ заинтересованные взгляды. Тебя мучила жажда, но ты совершенно не замечала дискомфорта, лишь слезы продолжали беззвучно стекать по щекам, а глаза превратились в два пустых бокала из-под вина.
Вдруг до тебя донесутся обрывки разговора о пациенте, который может после аварии и не выкарабкаться из кризисного состояния. Ты замрешь как кошка. Оглядываясь по сторонам и отчаянно пытаясь отнекиваться от черных мыслей, что диким хороводом кружась, закрались в голову. Но все сомнения развеялись, когда ты услышала окончание фразы и имя, эхом отскочившее от стен больницы. Это был Чак Басс. Тот самый Чак Басс, которого ты любила.
Ты помнила все. Как не простила его предательства, как искала его замену в Луи. Но это было тоже самое, что заменять обычный сахар, на диетический. Также нелепо, также не сладко. Ты помнила как надеялась, что отцом твоего ребенка все же станет миллионер из Верхнего Ист-Сайда, а не принц из Монако. И помнила как обрушились надежды, разбиваясь о мемориалы твоих собственных желаний, когда узнала имя настоящего отца. И помнила, как сбежала с Бассом, как ехала в чертовом лимузине, осажденная ноющими папарацци и как сладко целовала его в губы, словно так и должно было быть. Ты выстроила план, ты хотела навсегда покончить с Луи и зажить счастливо, с человеком которого любишь и от которого мурашки по спине бежали, заставляя растворяться в настоящих чувствах, так подло обнажившихся.
Кажется, в это мгновение рухнула перед глазами вся жизнь и все планы на будущее, что тщательно начали строиться еще в детстве. Чак на пороге смерти, а значит и тебе осталось жить всего мгновение, пока бьется его сердце, пока он все еще самостоятельно дышит. Тебе стоило насладиться последними глотками надежды, прежде чем она рассыплется в прах, когда тело Чака отсчитает ровно один, но решающий и последний удар.
Ты не могла вот так просто сдаться. Без боя, без переживаний. От бессилия хотелось рухнуть на пол и громко заплакать, с силой раздирая кожу на собственных запястьях и ощущая теплые струи крови на собственной кожи. Вместо этого ты просто поинтересуешься, где лежит Чак и отправишься к нему в палату, куда было строго воспрещен вход. Тебе было плевать. Ты стояла перед стеклянной стеной палаты, ощущая теснящую, давящую боль в голове. Хотелось стиснуть зубы и порвать к черту все, что попалось бы на пути. Но вместо этого было лишь ломаная линия, которая уже никогда не сможет стать прямой.
Ты не могла ничем помочь, или..? Внезапная мысль, что забрела тебе в голову добавила несколько миллиграмм веры в этой ситуации. Казалось, что уже и сама была на пороге собственной смерти. Быть может оболочка еще и просуществует на протяжении пары десяткой лет, но истинная твоя душа канет в бездну, как скрываются звезды в черной дыре. И не было спасения, казалось бы. Но маленькая, потаенная надежда засветилась в груди ты ринулась в больничное помещение для молитв.
____

Первое время я молча стояла перед обликом распятого на кресте Христа и не могла собраться с мыслями, что с силой вонзались в мое сознание, принося не щадящую боль. В тот момент мне хотелось, чтобы мне позвонок за позвонком вырывали, лишь бы не чувствовать всего этого опустошения в собственной душе. Я плакала, даже не стараясь вытереть слезы, с силой впивалась в ладони ногтями, чтобы не закричать и не поддаться панике. А потом я заговорила. И эти слова до сих пор в моей памяти стирают все грани дозволенного. Мне было страшно, я боялась за Чака, словно он был единственным просветом в моей жизни. А ведь действительно, что для меня значил он? Больше, чем собственная жизнь и жизнь моего ребенка, как бы трагично или банально это не звучало.
Пожалуйста, Господи. Ты забрал моего ребенка. Ты не можешь забрать и Чака. Если ты существуешь – позволь ему жить. Я сделаю всё. Я обещаю, что сдержу свое слово и выйду замуж за Луи. И никогда не буду с ним снова.
Эти слова гулким эхом от стен отбивались и озаряли мое сознание. Я продолжала надеяться, что случится чудо и он выживет. Выживет, чтобы вдохнуть жизнь в меня. Чтобы я снова могла испытывать боль разочарований от моих поступков, а не боль потери любимого человека. Я страшилась правды, которую могла услышать сейчас или через пять минут. Мысль о его смерти не дала бы мне покоя и я продолжала плакать, молча уставившись на Иисуса. Я обещание дала перед Господом и если Чак выживет, то я жертвую всем. Ради того, чтобы он был здоров. И пускай я буду глубоко несчастна в браке с другим, я отчетливо понимаю, что радость мне будут доставлять известия о том, что у Басса все хорошо.
Внезапно отворила дверь и я обернулась, глядя затуманенными от слез глазами на вошедшую женщину. Это было врач и, кажется, она хотела принести последние известия от Чака. Я просияла и стала улыбаться, словно ненормальная, продолжая судорожно впиваться пальцами в кожу ладоней, чувствуя, что от волнения разодрала всю кожу и капельки запекшейся крови уже испачкали мне сорочку.
____
Тебе казалось, что вот вот и тебя разорвет на мелкие кусочки, словно ты была гранатой. Тебе казалось, что в этот день ты родилась заново и свершила чудо, посильное только тебе. Тебе казалось, что этот миг, когда отчаяние, граничившее с безумием, перетекает в мерное спокойствие, тебя убьет. Тебе казалось, что бесконечность отодвигает время назад.
Захотелось бежать, с криками и истериками лечь ему на грудь и рыдать, пока не обессилишь. Хотелось в глаза его с прежней любовью смотреть и боль его в своем в сердце как прежде отзывать. Тебе хотелось с наслаждением вдыхать запах его кожи и беспрерывно шептать ему, как он тебе нужен. Но нет, ставки поставлены, приоритеты защищены, а контракт с Богом подписан. Обет дан и тебе придется нести это бремя, прожигая себя и свои истинные мотивы, без наслаждения проживая остатки жизней, где дверь была заперта для Чака Басса.
На тебя навалила тоска. Неужели именно сегодня и при таких безумных обстоятельствах тебе придется расплатиться с дьяволом и расстаться с мечтой о будущем с любимым человеком? Да. Иначе ты ее действительно потеряешь навсегда, как казалось. Скажи Би, а как много для тебя он значит? Бесконечность пролитых слез, глупых обид с примесью мускатного ореха и водоворот желаний, смеха и наслаждения. Он значит даже больше, чем твоя собственная мать. Тогда зачем ты это делаешь? Чтобы спасти его.
Ты медленно зайдешь в его палату, преодолевая желание разнести все в больнице в порыве дикого, обволакивающего отчаяния. Тебе казалось, что сейчас погаснет свет в конце тоннеля и ту упрешься в тупик, откуда не будет выхода и придется всю жизнь гнить в объятиях собственных желаний, которые никогда не обретут форму и не воплотятся в жизнь. Ты на него взглянешь и твои губы скривятся в немой истерике. Почувствуешь дрожь во всем теле и сердце подскачет, готовое вот-вот бросится на утек от килограммов настоящей боли, что сотрясала твою душу. Боли, которую не вытравишь, ибо она плотным ядом разъедала всю тебя изнутри.
То, что мы не можем быть вместе - не значит, что я перестану любить тебя.
____
Эти слова сами собой соскочили с моих уст и я, пряча слезы, выскочила из палаты. Возможно он слышал мои слова, возможно он хотел что-то сказать, но глядя на его закрытые глаза и безмолвие, я предалась ноткам удушья и исчезла из его жизни.
Действительно, я буду любить Чака всю свою жизнь. Этот сложный человек появился ней не спроста и занял такую огромную, важную для меня роль. И я буду бороться за его счастье, отдаленно, но обязательно с улыбкой, пусть она будет фальшива, не вмешиваясь и не показываясь ему на глаза, я буду следить. Я больше не причиню ему никогда боли. Я больше не хочу, чтобы он страдал. Я молилась и обещала. И теперь мой обет – это мое наказание за лживо прожитую жизнь. И я не боюсь еще большего отмщения Господа, я боюсь лишь за него.
«Я люблю тебя, Чак Басс», - пронесется в моей голове и я обернусь на его палату, в последний раз вглядываясь в его лицо и навсегда запоминая его абрис. И отуманенный болью потери рассудок, уже не позволял совершать обдуманных действий. Я в некотором бессилии легла на койку и свернулась колачиком, пытаясь притупить волны нахлынувших страданий.